Пересаженная память
Коллективная память
Сознание историка, как и сознание прочих граждан, содержит пласты коллективной памяти, усвоенной им задолго до того, как он стал дипломированным исследователем. Все мы с рождения испытываем сильнейшее внимание нарративов, оформившихся под воздействием идеологических сил.
Уроки истории, обществоведения и Библии в школе, национальные праздники, дни поминовения, государственные церемонии, названия улиц, памятники, учебники и телевизионные сериалы — вот инструменты формирования коллективной памяти, создающие объединенными усилиями вымышленную историческую Вселенную.
Я не думаю, что смог бы написать книгу о национализме, не будучи способным при помощи некоторого количества алкоголя пустить слезу, слушая народные песни… (Эрнст Геллнер)
Личные переживания историка, когда он выбирает область исследования, гораздо сильнее сказываются на его профессиональных предпочтениях, нежели на предпочтениях математика или физика. Иногда щедрые гранты, предоставляемые крупными организациями, побуждают исследователя заняться более выгодной темой. Случается, появление революционных открытий вынуждает его взглянуть на вещи по-новому и радикально изменить направление своих исследований.
У будущего историка складывается представление о прошлом прежде, чем он начинает анализировать его критически.
Когда историк впервые приступает к работе, в его сознании уже присутствует огромная масса «истин», через призму которых он поневоле пропускает свои умозаключения.
Несомненно, историк — психологический и культурный продукт своих личностных переживаний: он как любой другой, является и носителем пересаженной ему коллективной памяти.
Когда автор маленьким ребенком притопывал ногой в ходе ханукального торжества в детском саду и радостно пел «бану хошех легареш, беядену ор ваэш» («мы пришли, чтобы изгнать тьму, в наших руках свет и огонь»), в нем уже начинали затвердевать представления о том, кто такие «мы» и кто такие «они».
Мы, евреи-маккавеи, — это свет, нам противостоят эллинизированные отступники и сами эллины, то есть тьма. Позднее, на уроках Библии во втором, третьем и четвертом классе, он узнал, что библейские герои завоевали обещанную ему страну.
Он не больно-то верил в божественное «обещание», ибо вырос в атеистической среде, однако самым «естественным» образом оправдывал солдат Иегошуа бин Нуна, в которых видел своих непосредственных предков. Ведь он принадлежал к поколению, для которого историческое время перепрыгивало прямо от Библии к Пальмаху (в отличие от изобретенного позднее временного «скачка» от «изгнания» к Катастрофе, этот переход вызывал гордость; автор, естественно, предпочитал думать о героизме, а не о жертвенности).
Дальнейшее было очевидным — осознание своего происхождения от древних евреев стало не только бесспорной очевидностью, но и основным элементом его самоидентификации.
Раздробить эти кристаллы псевдоисторической «памяти» не смогли ни университетские курсы истории, ни даже профессиональные занятия этой наукой
Национальные государства начали образовываться еще до введения системы всеобщего обязательного образования, а с ее помощью они смогли укорениться и окрепнуть. Высшим приоритетом государственной педагогики с самого начала стало распространение пересаженной «национальной памяти», а сердцем ее — национальная историография.
Взращивание однородных коллективов в новейшую эпоху требует построения долгосрочной исторической фабулы, демонстрирующей непрерывную связь во времени и пространстве между сегодняшними членами этих коллективов и их древними «праотцами».
Эта прочная культурная связь, надежно «функционирует» в организме всякой нации. Профессиональные «агенты памяти» изрядно трудятся, чтобы ее изобрести. Научные данные, накопленные археологами, историками и антропологами, претерпевают впечатляющие косметические операции под пером авторов исторических романов, эссеистов и журналистов. Изборожденное глубокими морщинами лицо прошлого превращается в гордый, сияющий, безупречной красоты национальный портрет.
Ни одно историческое исследование не обходится без мифов, но в национальной историографии они играют особо грубую роль. Истории народов и наций строятся по стандартам, как монументы на столичных площадях: большие, мощные, героические.
До последней четверти XX века изучение национальной историографии напоминало пролистывание страниц газеты. Разделение мира на «мы» и «они» — самый естественный историографический прием. Создание коллективного «мы» являлось делом жизни «национальных» историков и археологов, лицензированных «агентов памяти», на протяжении более 100 лет.
Явные и неприкрытые мифологии в пересаженной памяти каждого израильтянина и каждой израильтянки (разумеется, еврейского происхождения) укоренен как набор бесспорных и абсолютных «истин». Всем им точно известно, что непосредственно с момента дарования Торы на Синае существует еврейский народ и что они являются его прямыми и единственными потомками (если не считать, конечно, десяти колен, местопребывание которых до сих пор точно не установлено).
Они убеждены, что этот народ «вышел» из Египта, захватил и колонизировал «Эрец-Исраэль» , который, как известно, был обещан ему Всевышним, основал величественное царство Давида и Соломона, а затем раскололся пополам и создал два царства — Иудею и Израиль.
Они совершенно уверены, что этот народ был изгнан из «Страны Израиля» после завершения расцвета своей государственности, причем не один, а целых два раза: с разрушением Первого храма в VI веке до н. э., а затем в 70 году н. э., после разрушения Второго храма.
Еще до того, как произошло последнее трагическое событие, этот особенный народ сумел создать еврейское царство Хасмонеев, искоренившее влияние злодеев-эллинизаторов в своей стране.
Они полагают, что этот народ, вернее, «их народ», по общему убеждению, народ чрезвычайно древний, скитался в изгнании на протяжении почти двух тысячелетий и, несмотря на столь длительное пребывание в окружении неевреев, блестящим образом уберегся от смешения и ассимиляции.
Этот народ рассеялся по всему миру. В своих многотрудных странствиях он добрался до Йемена, Марокко, Испании, Германии, Польши и далекой России. Тем не менее ему всегда удавалось сохранять прочные узы крови, связывавшие далекие друг от друга общины, так что самобытность народа нисколько не пострадала.
СЛЕДУЙТЕ ЗА ПОВЕСТВОВАНИЕМ ДАЛЕЕ:
Наукообразная мифология
Крошечное устройство которое может хранить всю мировую библиотеку
