О России можно писать только в жанре высокой пародии
Рассказы иностранных студентов о жизни в России — это комедии в жанре пародии
Я привёз из штатов 20 рассказов, не своих. Собираюсь их опубликовать отдельной книжкой. После трёх месяцев занятий, я дал в семестре своём (а в группе разные люди, из разных стран) задание: Написать рассказ о русской жизни, как они её себе представляют.
Я получил 20 гениальных пародий, иногда сознательных, иногда бессознательных. Рассказ одной китаянки начинается словами: Преступный олигарх Ротмир Крупнов проснулся на своей даче в Барвихе и съел свою кевери-кашу (кашу из икры). Другой пронзительный рассказ о том, как русский мальчик убивает проститутку, чтобы через это убийство познать Бога. Изумительный рассказ молодой кореянки «Лидер нашего класса» : О девочке-нашистке, которая устанавливает садические порядки в классе российском.
Они очень интересно представляют себе постсоветскую жизнь. И я надеюсь это издать. Клянусь, вы не оторвётесь! Во всяком случае, всё отделение славистики Принстона каталось три дня под столом. Но поразительно другое. Они пишут это с радостью, я не могу их остановить. Им ужасно нравится эта экзотическая среда.
Парадокс в том, что Россия продолжает вызывать у Америки безумный, какой-то животный интерес — это во-первых. И во-вторых, они прекрасно осознают, что писать о России можно и должно только в формате высокой пародии. Это лишний раз подтверждает великую историческую правоту создателей Остапа Бендера. Великая историческая правота людей, которые сумели из трагедии русской сделать в меру циничное, в меру комическое, в меру лирическое произведение.
Конечно, мне представляется неверным то общее место, что Ильф и Петров делили между собой обязанности, как типичный скептик еврей и романтик русский. Но было ровно наоборот. Романтиком в этом тандеме был Ильф. Достаточно прочитать его любовные письма: сначала к невесте, а потом к жене — удивительной русской красавице — которые содержат колоссальную дозу романтики, удивительную дозу тоски и обречённости, печали и хрупкости. Начинавший со стихов Ильф, романтика которого Петрову (гораздо более молодому человеку, без ранних следов туберкулёза) была совершенно незнакома. Скептиком в этом тандеме был Петров.
Но их черты прекрасно сошлись, доказав всему миру, что всё-таки 200 лет вместе для русских и евреев не прошли даром. Они научились удивительно сосуществовать. Из-за этого, может быть, получаются довольно нервные ситуации, но из этого также выходят довольно отличные дети (примером чему являюсь я сам) ; а во-вторых, выходит прекрасная литература.
Эта метисность, эта русско-еврейская природа романов Ильфа и Петрова очевидна. Это сага, но сага комическая. Ильф и Петров создали не просто Бендера, но свиту Бендера. Этим приёмом впоследствии воспользовался Булгаков, чтобы роман «Мастер и Маргарита» дошёл до Сталина и понравился Сталину.
В некотором смысле прослеживается связь между Воландом и Бендером. Воланд, как и Бендер, часть той силы, которая желая зла, творит добро. Применительно к одноэтажной Америке — той силы, которая занимаясь накопительством, приумножает гуманизм.
В этом и есть американское снятие противоречия. Конечно, Америка — страна прагматических ценностей и сугубого накопительства. Но при всём при этом, страна, накапливая и беспрерывно занимаясь бизнесом (и действительно много думая о деньгах), отстаивает право человека быть человеком.
И, когда Маяковский пишет, что Америка это жестокая страна, Маяковский, при всём своём остроумии, подтверждает репутацию «безнадёжного невежды», каким, собственно говоря, был выведен Ляпис Трубецкой.
Конечно, Маяковский в Америке ничего не понял, потому что его слова: Я в восторге от Нью-Йорка города, но кепчонку не сдёрну с виска, у советских собственная гордость — на буржуев смотрим свысока.
— С какой стати? Если ты в восторге от Нью-Йорка города, почему ты смотришь свысока?
Дмитрий Быков
Люди — пароходы — Как имя влияет на судьбу корабля
Люди — пароходы
