В 1917 Петербург был полностью вырезан
Петербург до 1921 стоял без жителей
И только выйдя на улицу, Валя поняла, почему хозяин ночлежки так сделал. На улицах носились красноармейцы, бандиты, гопники, проститутки. Все были одеты в лохмотья и рваньё.
Если бы она была одета по-другому, не как они, её бы убили тут же.
Это был ужас! Все улицы и панели были завалены трупами хорошо одетых мужчин. Рядом с некоторыми из них валялись их бумажники. На трупах людей были хорошие часы, перстни, их даже не грабили.
Трупов было очень много, ими было завалено всё, весь Город. Весь Город был завален трупами и залит лужами крови. Трупы стали подванивать — по Городу стоял удушающий трупный смрад.
Собаки, которых никто не кормил, ели эти трупы.
Чтобы избавиться от трупов, большевики согнали гопников и приказали бросать эти трупы в Неву и каналы.
Трупов было столько, что они шли по реке ещё полтора года.
Когда Валя вошла в подъезд своего дома и поднялась по лестнице, она увидела, что во всех квартирах выбиты двери. Двери либо лежали рядом с квартирами, либо болтались на одной петле. Все квартиры были открыты.
Дверь в их квартире тоже была выбита. Валя вошла в квартиру и первое, что она увидела — труп отца. Он вышел с топором, чтобы отбиваться от погромщиков и был убит у самой двери, на пороге квартиры.
Труп одной из тётушек она увидела в кладовке. Тётушка хотела спрятаться и её убили. Труп второй тётушки лежал у открытого окна. Она пыталась звать на помощь. Валя вошла в детскую. Рядом с кроватками лежали трупы её младших братиков, они пытались спрятаться под кроватками, но их оттуда вытащили и убили.
Все стёкла и окна в квартире были разбиты — осколки стекла по всей квартире. По всей квартире — кровавые мужские следы, следы убийц. Всё, что можно было забрать, они забрали. Всё, что не смогли забрать — разбили, изломали, попортили. Картины и фотографии изрезали штыками. Обивка на диване была порезана. Все стены в квартире до потолка были забрызганы кровью.
Все ящики в столах и шкафах были выдвинуты, открыты и вывернуты, вещи были разбросаны по квартире. Валя подошла к комоду и открыла штатулку матери, в которой та хранила свои женские украшения. Шкатулка была пуста. Ни колечка, ни заколки, ничего не оставили. От матери не осталось ничего, чтобы можно было взять на память.
Валя зашла к соседям. У них было тоже самое. Валя стала заходить в другие квартиры по лестнице, надеясь найти хоть кого-то в живых. Живых не было. Везде были одни трупы.
Тогда Валя побежала к своей подружке по гимназии, у которой она была вечером, накануне Погрома. Подружка и её мать были убиты. В их квартире было тоже самое.
Тогда Валя решила обойти всех родственников, чьи адреса знала. У всех было тоже самое: выбитые двери, разгромленные квартиры и везде одни трупы.
Тогда она стала заходить просто в квартиры, надеясь найти хоть кого-то из живых. Никого. Одни трупы. Не было даже раненых.
Потом, через много лет, когда она уже была проституткой, пьяный гопник в кабаке рассказывал про то, как большевики их согнали в команды и заставили прочесать Город.
Обыскивали все квартиры, все чердаки и даже подвалы — искали выживших и спрятавшихся людей. Кого находили, убивали на месте. Все трупы заставляли переворачивать. И если находили кого-то раненного, но ещё живого, большевики приказывали гопникам убивать. Добивали раненных.
После этого рейда гопники страшно боялись большевиков и разбегались при одном их появлении, как только их видели.
Уже после войны Валентина Николаевна пыталась найти в Ленинграде тех, кто знал о Погроме и выжил. Найти никого не удалось. В Ленинграде давно жили приезжие, и о Погроме они ничего не слышали.
Она прожила в Ленинграде всю жизнь и ни разу, ни один приезжий не поинтересовался, а что тут было? Я была первой, кто задал ей этот вопрос.
Но я ей не стала говорить, что я не совсем приезжая. Из Петрограда мы уехали в 1916 году. Если бы не уехали, то попали бы под Погром, как все.
