Пропасть Катыни отделяет Россию от Европы
75 лет назад, в начале апреля, в лесах под Смоленском прозвучали первые выстрелы: началось массовое уничтожение военнослужащих польской армии, захваченных в плен в ходе немецко-советской операции.
Весь этот кошмар назовут “Катынью”, ему будут посвящены сотни политических заявлений и научных исследований, кинофильмы и стихи. Советские власти скрывали правду о Катыни буквально до последнего дня существования СССР, российские – признали ответственность сталинского режима за это преступление и принесли извинения.
Казалось бы, Катынь должна была стать историей, но не стала. Катынь до сих пор – трагедия, разделяющая не только Россию и Польшу, но Россию и Европу. И вот почему.
Россия не хочет вспоминать о Катыни. О трагедии в эти дни говорили только потому, что внук убийцы, Евгений Джугашвили, подал в суд очередной иск об очернении памяти своего замечательного дедушки.
Спустя всего месяц дед будет на плакатах и буклетах, а пропагандисты будут напоминать нам , что в деятельности товарища Сталина, наряду с отрицательной, имелась очевидная положительная сторона: войну выиграли, Европу освободили-облагодетельствовали, а она, неблагодарная…
Советский Союз вынужден был воевать не потому, что хотел сокрушить нацизм, а потому, что на него вероломно напали и он должен был бороться за выживание.
От остальных своих союзников в борьбе с нацизмом Сталин отличался только тем, что до этого нападения он был не против Гитлера, а рядом с Гитлером
Европа хотела бы, чтобы Россия, как и любая цивилизованная страна, помнила бы о преступлениях государства не в меньшей степени, чем о его успехах и победах. Точно так же, как из истории Германии невозможно вычеркнуть Гитлера, холокост и Вторую мировую, из истории России невозможно убрать Сталина, ГУЛАГ и Катынь.
Но ГУЛАГ – при всём его неизбывном кошмаре, перечеркивающем иные войны, – остаётся внутренней катастрофой и отношение к нему оказывается вопросом российской повестки дня.
А Катынь – это военное преступление. И государственное равнодушие к этой трагедии и народное равнодушие, заставляет не верить в искренность вечного вопроса «Хотят ли русские войны?”
Если бы не хотели, то отмечали бы 75-летие трагедии в Катыни на таком же эмоциональном уровне, как 70-летие Победы во Второй мировой. Если бы не хотели, то не считали бы расстрел военнослужащих досадной истеричной претензией какой-то там Польши. Если бы не хотели – не верили бы, что после извинений о трагедии можно забыть. Потому что после извинений, по идее, эта трагедия перестаёт быть польской и становится русской – как холокост после осознания происшедшего в Германии стал прежде всего немецкой, а не еврейской трагедией.
В России вообще не любят вспоминать о периоде 1939–1941 , сталинском определении “дружбы, скрепленной кровью”, финской войне (если и вспоминают, то с гордостью), уничтожении Польши, оккупации балтийских стран (ну, это вообще никакая не оккупация была, а “крымнаш” образца 1940 года). Катынь – в этом же ряду.
Если обо всём этом помнить, мифологический образ державы, противостоявшей злу практически в одиночку и победившей его, меркнет и не даёт возможности оправдывать Великой Победой все будущие великие поражения и новые войны.
Но Советский Союз никогда не был такой державой. Он – впрочем, как и все остальные страны, в конце концов оказавшиеся в антигитлеровской коалиции, – не хотел воевать.
Как и Путин сегодня, Сталин вчера хотел не войн, а блицкригов с участием “вежливых человечков” – и уходил оттуда, где красноармейцам готовы были дать отпор.
Виталий Портников
