Жить без надежды и утешения
Жить среди руин большой страны тяжело. Раньше эта страна была тюрьмой народов, а теперь нечто среднее между полем боя и площадкой для сжигания мусора.
«Утешение от философии» — автор книги, философ Боэций, писал её при весьма печальных обстоятельствах: он ожидал казни в темнице.
Ожидания оказалось достаточно длинным — он завершил работу. Палач, который пришёл в камеру, книгу уничтожать не стал — у него была другая работа, и он не выходил за рамки своих служебных обязанностей.
Боэций жил в годы падения Римской империи и даже заслужил прозвище «последнего римлянина».
- Трудно быть последним в каком-нибудь списке.
- Трудно жить среди руин великой державы, которая ранее была тюрьмой народов, а теперь превратилась в нечто среднее между полем боя и площадкой для сжигания мусора.
- Трудно знать, что единственной прочной основой среди общего развала оказывается та темница, в которой ты ждёшь неминуемого конца, а тюремщики и палачи — единственные люди, которые всё ещё думают о чём-то, выполняя свою работу.
И получается, что у тебя нет другой радости, кроме философии … впрочем, философия многолика.
Боэций был верующим человеком, он сочетал принципы античной философии с догматами христианства.
- Слова о том, что философия — служанка богословия, ещё не были сказаны.
- А слова о том, что философия — служанка государства, вообще никто не говорил …
Обречённый на смерть человек находил утешение в философии. Я бы сказал, что это было довольно лёгким делом. Гораздо труднее найти утешение в философских выводах типа «жизнь — форма существования белковых тел», «электрон так же неисчерпаем, как и атом», «идеальное есть то же материальное, но пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». Это надо же! Пересаженное, да ещё и преобразованное! Бедная человеческая голова!
Печальный и скудный ряд цитат проходят передо мной — чёрным по белому в книгах, белым по красному — на плакатах и транспарантах.
Мысленно вижу продолговатые гробики — картотеки с цитатами, и пальцы товарища Михаила Суслова, которые с ловкостью шулера выдергивают нужную-ненужную карту из краплёной колоды идеологического мусора. Учение Маркса всемогущее, потому что оно верное? Верное, потому что всемогущее? Или всемогущее вовсе не учение Маркса, а тайная политическая полиция? Неизвестно.
Мир сусловско-черненковского мудрствования превращается в какой-то затерянный мир, в котором материя зачем-то доказывает сознанию свою первичность, общественно-экономические формации продолжают бесконечную чехарду, сменяя друг друга, а потом пытаются передать эстафету лидеру-коммунизму, который постоянно сияет на горизонте.
И среди этого веселья в зарослях чертополоха сидит грустная горилла, бесконечно тренируя руку, надеясь таким образом исправить свои мозги и стать человеком. А бородатый Фридрих Энгельс внимательно наблюдает за этим процессом, подбадривая бешеное животное своим изложением «Диалектика природы».
Словесный туман про «европейский тренд»
Маркс не пускает Ленина в комнату, в которой заперлись базис и надстройка. В родильной палате лазарета капитализм бесконечно порождает социализм (или наоборот?).
Повивальная бабка истории — революция — покачивает головой, а роды начинаются и заканчиваются одновременно… и столько крови вокруг.. но ей не привыкать.
Законы диалектики стоят перед Марксом на коленях и просят отпустить их обратно к Гегелю. И многое другое происходит в затерянном Эдеме марксистской философии, но никто не посылает туда экспедиций … А всё потому, что в этой стране не найти ни надежды, ни утешения.
Впрочем, два пассажа могут всё же быть использованными для удовольствия страдальцев.
Например, жалуется бабушка на то, что дешёвые продукты исчезли из магазинов. А ты отвечаешь ей: «Ничего, милая, зато материя не исчезла, исчезла та грань, до которой мы её знаем».
«Не предел, а беззаконие», — грустно говорит старая и уходит.
Прекратите бояться ничтожествa!
А вот другая гражданка возмущается, говорит, что у неё в холодильнике ничего нет. А ты ей отвечаешь, что в мире тоже нет ничего, кроме движущейся материи. И женщина идёт, так и не услышав конца фразы «и движение это может осуществляться только в пространстве и времени по приказу начальства! Учтите, гражданка! В пространстве и времени».
Текст публикуется с разрешения автора Бориса Херсонского
